Кто бы мог подумать, что кроткий Гасси когда-нибудь превратиться в настоящее чудовище? Но метаморфозы, что происходили с ним в последние годы, удивляли самых близких к нему людей. Постепенно кроткий юноша превращался в злого и агрессивного мужчину, усмирявший свой нрав только перед теми людьми, которые могли повлиять на его будущее. Семья же, которая ничего больше не могла сделать для Огастеса, была свидетелем того, каков он был на самом деле. 
И вот, поздним мартовским вечером, когда честные горожане находились в своих домах, Огастес Уиллис быстро шел по улице, не обращая внимания на случайных прохожих, которые оказывались на его пути в столь поздний час.
Молодой человек дошел до знакомого ему дома на Вест Стрит, где прошло все его несчастное детство и, открыв дверь ногой, ворвался внутрь. Его взгляд помутился, как только перед ним возникла фигура его отца.
- Ты испортил мне жизнь! – взревел Огастес и бросился на родителя. С первого этажа дома послышались ругань и шум, которые быстро перешли в крики.
Гасси изначально был раздражен и зол, но сначала он знал точно, что делал. Теперь же в голове у него не было никаких мыслей, он ничего не видел, но остановить этого человека уже было невозможно.
Как? Что? Почему?
Сознание сделало попытку вернуться только тогда, когда молодой человек уже сидел над окровавленным трупом своей матери, держа в руке большой нож. Он смотрел на кровь, но в мыслях его не было и капли сожаления.
- Я избавился, избавился, избавился, избавился… - еле слышно шептал Огастес.

Вы когда-нибудь слышали истории о тех людях, которые, по их собственным словам, «предчувствуют» важные события в своей жизни (плохие и хорошие) – не являясь при этом никакими экстрасенсами и медиумами? Так вот, Медисон к числу таких людей явно не относилась. И выяснилось это в один страшный день, который позже вспоминать ей пришлось только в бестелесном состоянии…

В эту ночь Медисон долго не могла уснуть. Если обычно тяжелая работа по дому утомляла ее до такой степени, что она проваливалась в сон, лишь только голова ее касалась подушки, то в этот вечер всё было по-другому. Странно, но заснуть ей не давала та же причина, что радужным духом витала над надеждами Эннис. Казалось бы: не младшую Уиллис выдают замуж через три дня, и не ей бы проводить бессонные ночи в предвкушении новой жизни. Действительно, всё так. Однако же это событие влекло за собой множества самых приятных последствий и для Медисон.
Во-первых, младшая Уиллис была просто по-сестрински рада за Эннис – она как никто заслужила свою долю земного счастья. Во-вторых, скорая свадьба старшей сестры, была  с о б ы т и е м, а события (особенно приятные) означают веселье, знакомства и вкусную еду. А в-третьих, свадьба словно говорила: «Медисон, видишь, счастье возможно!». Кто знает, возможно, одно замужество приведет за собой и второе?

Медисон могла бы придумать еще сотню причин для предвкушения свадьбы Эннис, но тут Морфей вспомнил об этой своей полной светлых надежд подопечной, и мягко увел ее в страну снов. Но ненадолго…
Сперва юной девушке показалось, что этот непонятный шум ей снится. Она попыталась закрыться от того, что мешало ей спать сначала одеялом, а потом и тяжелой артиллерией – то есть подушкой. Но тут сердце, спокойно и мерно отбивавшее свой ритм, неприятно…да что там неприятно, просто пугающе сжалось. В дом словно невидимая стужа ворвалась, и холодным липким туманом опустилась на Медисон. Девушка медленно открыла глаза и, пролежав так минуты две, все же решилась подняться с кровати. Как тяжело дался ей этот шаг! Медисон словно ремнями привязали к кровати, и даже просто сесть на постели стало подвигом. Но вот, наконец, она поднялась…первый шаг; второй; третий… Глубокий вдох, поворот дверной ручки… Младшая Уиллис тихо прошла по наполненному густой и холодной чернотой (или это только ей показалось?) коридору, а затем подошла к лестнице.
Эннис стояла пролетом ниже, и при виде её Медисон похолодела. Они не видела того, что произошло внизу, и уши отказывались слышать что-то кроме звенящего шума, заменившего звуки окружающего мира…но ей ничего и не надо было слышать. Одного только взгляда на сестру было достаточно для того, чтобы понять: произошло что-то ужасное, зловеще-кошмарное. Словно парализованная Медисон стояла наверху лестницы, не в силах сделать и шага.

Пожалуй, даже если бы сестра кричала во весь голос, ее слова пролетели бы мимо ушей Огастеса. Он никого и ничего не слышал, кроме своих чувств, а в голове стоял непонятный звон, заглушающий все остальные звуки. Если бы он сейчас остановился и подумал над тем, что уже произошло, он бы и не вспомнил о том, что кричала убитая мать, и кричала ли она вообще.
Уиллис метнулся вслед за сестрами, но наткнулся на закрытую перед ним дверь и только ударился в нее плечом.
Казалось бы, убийца решил не оставлять свидетелей, - нормальное явление (для убийц, конечно же). Но кто же в здравом уме способен так поступить с собственной семьей? Огастес не думал ни о свидетелях его преступления, ни о чем ином. Он просто был переполнен ненавистью с головы до ног, которая искала выход в его жестоких поступках.
Закрытая дверь поддалась не сразу:
- Ты ничего не сможешь сделать! – крикнул Гасси, - Ты никогда ничего не могла! – он колотил ладонью по двери, и с каждым разом удары становились все сильнее. – Вам не убежать! – еще несколько ударов плечом в дверь и та, не выдержав такого напора, распахнулась: слабая щеколда оторвалась, и небольшая комната оказалась вся во власти этого человека, загородившего выход.
Темная фигура появилась в проеме двери в ночной темноте, где только сталь окровавленного ножа блестела от света луны и звезд, попадающего в комнату.
Сердце Огастеса стучало ничуть не меньше, чем сердца его сестер. Но вовсе не от страха, а чего-то совсем противоположного. Никакие слова не могли сейчас тронуть его. Уиллис не слышал даже самого себя.

Отредактировано Огастес Дж. Уиллис (2012-11-28 17:12:18)