Городские легенды

Объявление

OPUS DEI
апрель 1650 года, охота на ведьм
ATRIUM MORTIS
май 1886 года, Викторианский Лондон
DRITTES REICH
1939 год, Вторая мировая война
Сюжет готов.
Идет набор персонажей.

Ждем персонажей по акции!
Игра уже началась.

Ждем британских шпионов в Берлине и немецких в Лондоне, а так же простых жителей обоих столиц и захваченной Польши.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Городские легенды » XX век » Untermenschen


Untermenschen

Сообщений 31 страница 37 из 37

31

Как бы ни старался, Герш не мог прогнать от себя легкий флер надежды, нежно коснувшийся всего его существа. Его брат отвечал даже лучше, чем Герш мог предположить. Дерзко представляя себя на месте коменданта, парень думал о том, что ему бы понравилась эта искренность, крепко перемешанная с плохо скрываемым ужасом.
Проблема была в том, что Герш не был комендантом. Он даже не был фашистом с их промытыми пропагандой мозгами, чтобы с уверенностью заявлять о своей маленькой победе. За месяцы, прожитые бок о бок с герром Кернером, Герш полагал, что неплохо узнал его привычки и настроения. Вместе с тем он прекрасно осознавал, что не имеет ни малейшего понятия о том, что на самом деле творилось в этой дьявольской голове.
Услышав же смех коменданта, Герш, привычно вздрогнув, немного расслабился. В голосе немца звучала некая покровительственность. Ее нельзя было назвать благородной, скорее, наоборот, это было черной милостыней. Герр Кернер протягивал одну руку, улыбаясь тихо, почти нежно, и делал замах другой.
Тем не менее, Герш знал — этот жуткий смех был явным признаком хорошего настроения коменданта. Никто не отменял того, что в порыве веселья гауптштурмфюрер решит прибить парочку евреев, но, кажется, сегодня был иной случай.
Стараясь не показывать своего радостного облегчения, Герш сдержанно кивнул, внимая приказам своего коменданта. Он знал, что расслабляться было рано. Пока не кончится война и войска противников не разберут лагеря смерти по кирпичикам, они с братом оставались в опасности. Но Герш выиграл для Ганса еще один день гнусного, но существования. Своей подлостью по отношению к Хане и ее матери он вырвал лишний кусок хлеба для своего брата, и уже не чувствовал за это вины.
Еще раз кивнув, Герш собирался пойти следом за братом, чтобы едва различимым шепотом поведать ему о многочисленных правилах дома, которые, в конечном итоге, сводились к одному — хорошо работать и не злить коменданта. У герра Кернера были другие планы на свою прислугу. Улыбка сошла с его лица, и немец потребовал у Герша остаться.
Парень покорно замер, кинув на Ганса ободряющий взгляд. В том, что брат справится с неполными указаниями коменданта, старший не сомневался. Это был цинично, но факт: если Ганс прожил в жутких условиях лагеря такое долгое время, он был смышленым парнем, познавшим основные правила общения с нацистами. Ему следовало лишь найти в доме Хану и получить целый ворох поручений, как нужных, так и не очень.
О том, что девушка будет мстить, Герш не беспокоился. Вряд ли ей хватит духу излить свою боль непосредственно на подростка, выглядящего настолько изнеможденно. Скорее Хана будет подбрасывать ему новых и новых задач от обиды, а основной поток своих праведных эмоций выльет на самого Герша. Надо признать, это было не самым худшим в лагере, так что братья без труда справятся с Ханой и ее неловкими кознями. Теперь они снова были вместе. Они были рядом, и только смерть могла разлучить их.
— Герр комендант? — вопросительно посмотрел на немца Герш, когда дверь за младшим братом закрылась.
Откровенно говоря, парень ожидал вопросов по поводу Ганса или, на крайний случай, по поводу Ханы. Ведь теперь, когда комендант однозначно дал понять, что посмотрит на юношу в деле, судьба матери-еврейки все быстрее катилась в яму, из которой ее мог достать только сам герр Кернер. Если захочет. Только вот Герш сомневался, что удача вновь улыбнется им.
Когда же гауптштурмфюрер спросил об образовании своей прислуги, Герш удивленно моргнул, но больше ничем не выдал своего секундного ступора. Обманывать коменданта парень не собирался, да и не видел в этом никакого смысла.
— В Берлине, — без промедления отозвался Герш, тут же добавляя. — Четыре года в основной школе и шесть лет в Миттельшульвезен.
Хотя и у родителей братьев Ройфе были средства на частное образование, они не отдали ни одного из детей в ранее престижную гимназию. Частные школы были якобы запрещены одним из новых правил, введенных, когда Гершу было около пяти лет. Между тем, подготовка в системе промежуточного образования была сильной. Детям приходилось сдавать сложный экзамен, чтобы доказать свою способность обучаться в ней. Их учили трем языкам, помимо родного немецкого, преподавали светскую этику (или религию, по желанию), математике, рисованию и многому другому.
Поэтому следующий вопрос коменданта вызвал еще большее удивление в душе Герша. На миг он заподозрил, что герр Кернер проверяет его, ведь машинопись, а также стенография были одними из основных предметов в Миттельшульвезен. Детей приучали к работе с подросткового возраста, давали им все необходимые навыки для поступления в институт или для последующего трудоустройства. Впрочем, возможно, взрослый немец попросту не знал об изменениях в сфере образования, произошедших после 1925 года.
— Конечно, герр комендант, — отозвался Герш, но не сделал ни шага в сторону машинки. Он не думал, что его навык требуется прямо сейчас.
Впрочем, комендант был, несомненно, прав в том, что найти хорошего секретаря — большая проблема. Даже несмотря на коренные изменения в педагогике, большая часть детей шли в так называемые народные школы, которые не славились особенной престижностью и уровень образования в них был средним. В Польше и вовсе было мало тех, кто знал немецкий язык в достаточной мере, чтобы писать без ошибок.

+1

32

Франц получил классическое образование, и к своим годам пока не задумывался о том, кто там и что из молодежи умеет. Особенно после кризиса, который затронул всю Германию, когда больше половины жителей остались не только без работы, а без денег вообще. Он сам наблюдал это. Тогда и еще долгие годы многие родители даже не думали об образовании своих детей.
Его дети были еще достаточно малы и занимались с гувернанткой дома, не прошло еще и года, как Хайнц пошел в школу. Франц к тому времени уже был на службе, и жена только написала о выборе школы и просила дать согласие. Кристина же делала выбор исходя из желаний мужа, которые прекрасно знала. За это он ее ценил, как жену и мать его детей.
К тому же, полученное образование еще ничего не говорило об умениях. Может быть юноша перед ним - бестолочь и не способен учиться, еврей же.
- Так садись! – нетерпеливо рявкнул Франц, вознамерившийся сразу проверить заявленные умения. Настроение у коменданта менялось внезапно и со всеми возможными последствиями. На этот раз небольшая нерасторопность слуги и недогадливость привела к сиюминутному раздражению.
- Пиши, - и он продиктовал бумагу, в которой утверждал, что к началу нового года трудовой лагерь будет готов принять еще 5 тысяч заключенных.
Когда лагерь только строился, на этот заболоченный участок среди леса загнали десять тысяч узников, в основном поляков, которые выкорчевывали пни и строили первые бараки. В первые несколько месяцев было очень много смертей. Люди умирали от тяжелой работы и недоедания, укусов насекомых, пневмонии, потому что негде было спать, и еще много от чего другого. Зато бараки быстро построили – шутка ли, десять тысяч человек заняты работой.
Уже в конце сентября поставили первые бараки, и прибыли следующие «свежие» и пока здоровые узники, в числе которых был и Герш. Почти все – те же поляки, которых собирали чуть ли не по всей Польше. Кто-то еще носил военную форму, кого-то вытащили из дома, в чем были, по донесениям соседей. Лагерей смерти, как официальных единиц, еще не существовала, но такие трудовые лагеря вполне могли занять их место. Людей не убивали и не сжигали, но умирали они мучительно и долго.
Сейчас, в декабре, было уже достаточно бараков, лагерь расширялся, скоро должны были отправить детей и часть узников в Германию на работы, освободиться много места, которое Франц хотел сразу же занять новыми узниками, чтобы работа не стояла на месте.

Офф: предлагаю кинуть кубик на опечатки, а то знаешь ли, с кем не бывает XD [icon]http://s3.uploads.ru/tNQsq.jpg[/icon]

+1

33

Офф: Отстань, я и сам знаю, как опечататься XD

От окрика коменданта Генш вздрогнул всем телом, он словно на миг сжался, как от невидимого удара. И это было понятно, ведь иногда за раздраженным голосом гауптштурмфюрера следовали и побои. В последнее время реже, но лишь потому, что Герш научился быть гибким, как змея, извиваясь в попытках угодить коменданту и не разозлить его.
Тем не менее, Герш наработал и другое полезное умение. Очень быстро реагировать на требования коменданта. Так что, герр Кернер еще не окончил этих двух коротких слов, как его прислуга уже уселся за стол, чувствуя себя крайне неловко.
Еще бы, он никогда не позволял себе даже касаться вещей коменданта, а тут сидел за его рабочим столом, за его печатной, дорогой машинкой, пока сам хозяин дома расхаживал рядом. Это было непривычно. Выглядело, как ловушка. Казалось, что комендант вот-вот вспыхнет от ярости из-за того, что какой-то паршивый еврей пачкал его место собой.
Герш начал нервничать. Кончики его пальцев чуть подрагивали, занесенные над блестящими клавишами машинки. Сразу за нервозностью пришла легкая паника. Что если он забудет какое-то правило немецкого языка? Не будет знать, как написать какое-то слово? Герш всегда хорошо знал язык, он любил родную речь, но в последнее время жил в Польше, где с немецким было чуть хуже, чем просто плохо.
Конечно, Герш сам по себе продолжал практиковать письменную речь — писал письма и вел дневник, но это же было совсем не то. Никто не проверял за ним верность написания. Герш понимал, что этот страх сделает только хуже, но ничего не мог с собой поделать. Герр Кернер не наставлял на него пистолет, в угрозе выстрелить за первую же ошибку, но Герш знал, что по факту это было именно так.
Комендант начал диктовать, и Герш отчаянно попытался абстрагироваться от смысла того, что сейчас печатал. Он сосредоточился на буквах, собирающихся в длинные слова. Тем не менее, печаль все равно настигла его. Пять тысяч новых заключенных. Еще пять тысяч несчастных людей, которых рано или поздно убьет это место. Пять тысяч загубленных душ. Просто ради войны, ради чьего-то фанатизма.
Первую опечатку Герш заметил сразу. Его пальцы дрогнули, нажав не на ту клавишу, и он болезненно поморщился, нажимая клавишу возврата, забивая неправильную букву чернилами. Пришлось быстро нагонять то, что комендант уже успел надиктовать за это время. Произнесенные слова словно отпечатались в голове огненным клеймом.
Диктовка закончилась, и Герш быстро скользнул взглядом по написанным сухим строкам приказа. Тогда-то он и заметил вторую, неисправленную опечатку в окончании. Она была такой глупой, совершенной явно второпях, гонимого страхом юноши. Герш чуть опустил голову, едва сдерживая внезапно накатившие слезы.
Было даже не столько страшно, что комендант сейчас убьет его, ни на что не годного, сколько банально обидно. Ошибка была очень, очень глупой. Слишком глупой, чтобы умирать ради нее. А ведь у него только что-то получилось. Продлить жизнь Ганса, присматривать за ним, получить возможность какой-никакой работы в этом жутком месте.
— Простите меня, — прошептал Герш еще до того, как герр Кернер увидел лист. — Я перепечатаю, если вы позволите.
Герш сжал зубы так, что они заскрипели. Обида утихала по мере того, как приближался комендант. Накатывал животный страх. Хотелось закрыться руками, забиться в угол, как маленькому зверьку, чующему опасность. И просто невероятная сила воли требовалась, чтобы не сделать этого, продолжая сидеть и смотреть перед собой. Смотреть на черное пятно первой, замеченной опечатки, и абсолютно неверное окончание другого слова.
Что же это за мир такой, где простая опечатка могла принести смертельную опасность? Герш не знал. Впрочем, вряд ли ему осталось время хорошенько подумать над этим.

+1

34

Обычно Францу нравилось, когда его боялись. Убийства вряд ли могут принести такое же удовольствие, как осознание, что люди тебя боятся. Поэтому Франц не часто убивал, ему даже не надо было запугивать их смертью соседей по нарам. Он находил куда более изощренные способы управлять людьми с помощью страха.
И рядом со слугами в собственном доме он постоянно чувствовал исходящий от них страх. Было бы очень обидно, если кто-то из них вдруг перестанет бояться, значит, Франц делал всё неправильно. И сейчас он чувствовал страх, исходящий от Герша, хотя не обращал на него никакого внимания – Франц был занят делом, ему не до боязни какого-то мальчишки.
Кернер подошел к небольшому столику с печатной машинкой, за которым сидел Герш, и взял из его рук подрагивающий лист. Пробежался по строчкам взглядом. Опечатки его не разозлили, работа была выполнена гораздо лучше, чем могла быть сделана кем-то еще.
Как уже было сказано, в Польше сложно было найти хорошего секретаря – это настоящий бич офицеров, которые вынуждены служить тут. Все искали себе хорошую секретаршу, жаловались друг другу, как это тяжело, даже спрашивали у Франца, нет ли в лагере образованной немецкоговорящей еврейки или просто того. кто хорошо говорит по-немецки.
- Перепиши, - согласился Франц, вернув лист. Ему тоже нужен был секретарь, тратить время на печать самому не хотелось, а некоторые офицеры были вынуждены. Или вызывали кого-то из Берлина – молоденьких солдат, уже окончивших школу, или собственных жен, или даже любовниц.
Франц сел за свой стол, закурил и набросал ровным красивым почерком человека с хорошим образованием еще несколько документов, пока Герш перепечатывал свой.
- Потом это, - проговорил он, положив листы на край стола. Ожидая, что Герш сам подойдет и возьмет их со стола.
Там был запрос поезда на перевозку заключенных в Германию – количество товарных вагонов, которые, в которых узники будут ютиться несколько дней в тесноте, запрос на строительные материалы и продукты, и другие бумаги.
Из кабинета Франц так и не вышел. Он работал, создавая для Герша напряженную атмосферу одним своим присутствием, но на мальчишку внимание обращал лишь тогда, когда тот оказывался у рабочего стола, возвращая отпечатанные документы. Франц пробегал по ним взглядом, убеждаясь, что все сделано хорошо.
На самом деле парочка опечаток в таких документах ничего не значило. Никто на них не обратил бы внимания и, скорее всего, даже не заметил. Но Франц-то их видел, и не мог плюнуть и оставить. Герш даже мог запросто перепечатать, не спрашивая, несколько раз. Главное, работать быстро и сделать всё до того, как Франц обратит на это внимание или ему срочно потребуются бумаги.
Готовые документы комендант подписывал и складывал в специальную папку для военного посыльного.
- Будешь приходить после завтрака и работать моим секретарем, - позже сказал Франц, имея в виду свой завтрак, конечно, - После обеда, если не вызову, занимайся делами по дому. Но теперь ты должен следить, чтобы в моем кабинете все было готово к работе.

[icon]http://s3.uploads.ru/tNQsq.jpg[/icon]

0

35

Пока комендант придирчиво просматривал документ с привычным, абсолютно непроницаемым лицом, Герш мысленно прощался с жизнью. Почти молился, если точнее. Его собственная жизнь в какой-то момент обесценилась, превратилась в ничто. Он стал пустым местом, сухими строчками имени и даты рождения в лагерной карточке. Герш лишь надеялся на то, что его брата не постигнет та же участь. Что, оставшись без покровительства старшего, Ганс не растеряется и не заполучит ту же свинцовую инъекцию в висок.
За этими тяжёлыми и совершенно безрадостными мыслями и застал голос коменданта — кощунственно безразличный, обесценивающий весь ужас, испытанный Гершом за эти несколько долгих секунд. Благо, жизнь в лагере научила парня быстрым реакциям. Он до конца ещё не осознал сказанного, этого короткого простого слова, а уже забрал лист с ошибками и вставил в машинку новый, чистый.
Комендант отошёл от стола, и одно только это придало Гершу уверенности. Если не в завтрашнем дне, то хотя бы в ближайшие минуты. Этому лагерь тоже научил, ценить жизнь в мельчайшие доли времени.
Герш сосредоточился на родном и всё ещё любимом немецком языке. Буквы складывались в слова, а те, в свою очередь, предложения, и теперь были ладными, безо всяких досадных помарок. Так что парень немного расслабился, и нацист, тихонько сидящий рядом, не нарушал этого мнимого, временного спокойствия.
Его слуга столь же неслышно подошёл, передавая чистовую версию документа и забирая написанные от руки запросы.
— У вас очень красивый почерк, — сорвалось с губ Герша, и внутри он снова сжался.
Он не знал, зачем проговорил это вслух. Наверное, увиденное сильно поразило его, а то самое мнимое спокойствие расслабило, и Герш забыл, в каком змеином логове он находится. Чуть сжавшись и физически, парень тихо, как мышь, скользнул к машинке и вновь принялся на работу, стараясь даже дыханием не показывать того, что ещё жив.
Но почерк действительно был очень красивым. Герш уже давно не видел подобного. Так писал его отец-немец, преподаватель. А вот сам Герш от руки писал не очень. Видимо, эти каракули перешли к нему по наследству от деда-врача. Зато перепечатывать почерк герра Кернера было настоящим удовольствием, если это слово вообще было применимо к их условиям. Разборчивый, грамотный текст.
Боже, как Герш скучал по такому. Они с комендантом по понятным причинам не разговаривали, так что он и не мог оценить грамотности речи нациста. Так что сейчас ловил крохи некоего эстетического удовольствия, за которое сам же себя и корил. Грамотность ведь ничуть не оправдывает тех ужасных поступков и дел, которые учинял этот ужасный человек, настоящий дьявол во плоти.
Дело спорилось, Герш быстро вспомнил школьный навык и печатал всё быстрее, не допуская больше постыдных ошибок. Когда с делами на сегодня было покончено, комендант отпустил парня, разъяснив его новые обязанности. На что Герш, разумеется, лишь кивнул, молчаливо со всем соглашаясь. У него и шанса не было отказаться.
С другой стороны, он и не хотел отказываться. Сидеть молча за машинкой и ощущать сладостную безопасность в момент работы — о чём ещё можно было мечтать? Вот Герш и ухватился за возможность хотя бы несколько часов в день не ощущать нависшую над ним смертельную опасность.
Выскользнув за дверь, он быстро нашёл Ганса, чтобы кратко убедиться, что с тем всё в порядке. И что он, как бы это гнусно не звучало, нашёл себе работу. Комендант бы не потерпел в собственном доме бесполезных людей.

+1

36

Франц получил классическое образование. Ему прививали красивый почерк и хорошие манеры, еще в школе посадили за фортепьяно. Играл Франц сейчас крайне редко, в основном, когда жена просила вместе поиграть, но музыку любил. В университете последние несколько лет учился кое-как – были другие интересные занятия. Тогда вся молодежь сходила с ума: гнали евреев из университета, много протестовали. Веселое времечко. Поэтому на пропуски внимание почти не обращали – сдал экзамен и ладно.
Да и сейчас Франц не слишком походил на многих своих соратников (не всех, правда). И, несмотря на активную деятельность в СС и в айнзацгруппах, образование бросалось в глаза.
На комплимент комендант никак не отреагировал, только бросил взгляд на Герша и дальше уткнулся в бумаги – еще было множество дел. Возможно, позже, ему пришлют молодого офицера в качестве секретаря, но последнего Франц отправил в лагерь – от него не было никакого толка.
Герш пока справлялся, это главное. Теперь он был у кабинета каждое утро, а со временем уже сам мог подготовить нужные документы, оставив пробелы, чтобы Франц заполнил пропуски цифрами и поставил подпись.
Бюрократии в Третьем рейхе много.
Периодически единение кабинета нарушалось солдатами: приносили почту, докладывали о чем-то и так далее. Но на Герша почти никто внимание не обращал, разве что бросал быстрый взгляд. Иногда раздавались телефонные звонки или Франц звонил сам. Тогда он поднимал руку, показывая, что нужна тишина – печатная машинка шумела клавишами.
Постепенно некоторые документы и приказы Франц начал надиктовывать – когда увидел, что Герш уже совсем освоился за машинкой. Это он не Герша жалел, конечно. в начале, а просто проявлял здравый смысл.
В середине ноября Герман Геринг отдал приказ увеличить приток рабочей силы в Германию. И Франц диктовал секретарю:
«…лагерь Штуттгоф готов предоставить… - тут комендант задумался, - Хм… - он посмотрел в окно, откуда был виден лагерь, подумал еще, - в ближайшее время не меньше трехсот заключенных».
- Триста – это ведь не мало? – спросил комендант, будто обращался к Гершу, - Ладно, пойдет на первое время, - Махнул он рукой.
Сейчас в лагере находилось около шести тысяч человек, большинство из них евреями не были. Это были поляки-интеллигенты, приверженцы власти и всякие там сомнительные элементы. Списки составлялись еще до вторжения Германии в Польшу, и даже теперь аресты продолжались по всей Польше. Заключенных отправляли в Штуттгоф, или в Заксенхаузен, или в Дахау. Но последние два находились же в Германии, а количество филиалов Штуттгофа продолжало расти.
По документам Герш очень хорошо мог представить, как идут в лагере дела: узнать, когда будут перевозить заключенных или доставлять новых, что они будут есть и из чего строить лагерь.
Примерно 1-2 раза в месяц гауптштурмфюрер брал людей и куда-то выезжал. Собирались шумно, брали с собой оружие и собак. Кернер тоже брал своих – не Тило, конечно, а двух злобных доберманов.
Так ездили на облавы. Возвращались тоже шумно, чистить одежду коменданта после таких «загулов» было сложновато. Солдаты приезжали разгоряченные, пьяные, взбудораженные. Прислуга тут же просыпалась, и очень боялась буйств. В дом коменданта не входили, не велено, но на территории еще долго гудели.
Возвращаясь к рассвету, Франц просил набрать ванну, подать еду и коньяк. В отличие от остальных, он был трезвый, хотя тоже разгоряченный. Ел, выпивал несколько рюмок, мылся, ложился спать. Просыпался часов через пять или шесть, пил настоящий кофе, курил.
Если в хорошем настроении, любил ставить прислугу и подчиненных в тупик.
- Ханна, а принеси-ка нам чай! – говорил он весело, тогда девушка вопросительно смотрела сначала на него, потом на Герша. Франц улавливал этот взгляд, - Да, обоим.
Через некоторое время чашка ставилась на стол коменданта и на маленький столик секретаря.

[icon]http://s3.uploads.ru/tNQsq.jpg[/icon]

0

37

Наверное, жизнь Герша со временем стала немного лучше. По крайней мере, так казалось со стороны. Он жил в доме, а чердачную комнату делил только с собственным братом. Его неплохо кормили по меркам лагеря, а работа с каждым месяцем становилась как будто бы легче. Герш часами просиживал за печатной машинкой, а потом зачастую торопливо удалялся по другим делам, указанным комендантом. И пока остальные вычищали дом и конюшни, а то и вовсе прозябали в лагере на вечной стройке, в дела Герша входило, например, доставить очередное сообщение кому-то из офицеров и получить ответ. Или договориться о чём-либо с работниками лагеря, вроде того, как отобрать евреев, играющих на музыкальных инструментах.
Однако Гершу такая работа не казалась простой. Да, он был лишён физических мучений. Пока строго следовал указаниям коменданта, не раздражал его ничем, не произносил много слов и множество других «не». Но страх… страх никуда не делся, а порой становился даже сильнее и сводил с ума. Ведь теперь Герш очень много времени проводил в одном закрытом помещении с главным злодеем их дурацкой пьесы. Буквально за соседним столом.
Он много печатал — перепечатывал рукописные наброски и записывал за словами коменданта, а чуть позже и вовсе стал составлять все эти сухие приказы самостоятельно. Все они были почти единой формы, менялись только цифры и даты.
Да, у Герша был прямой доступ ко всей это нацистской информации. Он напрямую от коменданта узнавал, что происходит с лагерем и заключёнными. Порой это было горько. Но Герш не предпринимал ровным счётом ничего. Он был всего лишь маленьким болтиком в огромной системе национал-социализма. Что он мог предпринять? Чем он мог помочь всем этим людям, страдающим за стенами дома коменданта?
Наверное, будь он заправским шпионом или хотя бы военным, обладающим стратегическим мышлением, Герш бы придумал, как навредить всей этой системе. Возможности у него были, по меньшей мере, когда комендант перестал перепроверять за ним каждый документ. Но Герш готовился стать врачом и эдакие «дворцовые перевороты» были вовсе не по его части. Так что он, к стыду своему, оставался эгоистом и заботился только о своём благополучии и благополучии младшего брата. Зато он был живым эгоистом.
За это время Герш научился быть ещё гибче и предугадывать желания коменданта. Он, как собака, чувствовал любые перемены настроения нациста и научился подстраиваться под них. Но всё же комендант находил, чем удивить. И когда герр Кернер весело приказал Ханне принести чай на двоих, Герш замер за печатной машинкой.
Они с Ханной не общались с того проклятого вечера, когда Герш наставил пистолет на мать девушки, пытаясь выбить место для собственного брата. Так что, признаваясь честно, Гершу было всё равно, как ещё обозлится на него Ханна. Он и без оглядки на её чувства ощущал себя в патовой ситуации.
Герш не чувствовал себя… достойным, чтобы пить чай на пару с комендантом. Но и отказаться он попросту не мог. И всё вновь упиралось в то, чтобы верно угадать, чего своим поступком хотел добиться комендант. Просто повеселиться, и тогда Герш мог робко, но притронуться к принесённой чашке? Или герр Кернер проверял, не слишком ли он расслабился на своей новой должности и не забыл ли своё еврейское место?
И вновь приходилось пересиливать остатки собственной гордости, что таяла с каждым днём, проведённым за оградой лагеря. Впрочем, и подобные вопросы день ото дня давались всё проще. Быть может оттого Гершу так долго удавалось избегать наказаний?
— Чем я заслужил…? — тихо проговорил он, прозорливо перекладывая важные отпечатанные бумаги подальше от чашки.
Вряд ли Ханна бы специально опрокинула её, самой бы досталось немало, но всё же Герш старался подстелить соломки там, где это было очевидно. На коменданта он не смотрел, и в голосе привычно сквозило смирение. Герш предполагал, что ответ будет «ничем», но тут было важно каким тоном это произнесёт герр Кернер. Если в голосе скользнут злые нотки, то к чаю лучше не притрагиваться — еврей его не заслужил.
После всех этих душевных метаний Гершу было ровным счётом всё равно, когда кабинет заполняли другие немцы. Он каждый день проводил рядом с дьяволом, что ему до каких-то рядовых солдат. Герш их порой и вовсе не замечал, продолжая печатать и чутко прислушиваться, не понадобится ли он коменданту за всем этим гвалтом голосов.

0


Вы здесь » Городские легенды » XX век » Untermenschen


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно