Теперь ее звали Софи де Вер, она была родом из Гента, и, несмотря на громкую фамилию, у ее отца была всего лишь собственная пекарня. Как и Миранда, Софи была вдовой, муж погиб вместе с торговым судном где-то за Гибралтаром. Ее дядя был священником и служил в Соборе святого Бавона.
Первую неделю работы на фон Рихтера, она не спала ночами, все думала, будут ли проверять, кто она на самом деле и откуда. Будут ли расспрашивать соседей? Искать родных?
На исходе второй недели ей надоело бояться, а еще спустя два месяца, ее, как и многих других подчиненных фон Рихтера, волновали всего два вопроса - как все-таки ухитриться выспаться, и какого дьявола ее непосредственный начальник оказался самым что ни на есть scheisskerl.
Фон Рихтер был безукоризненно вежлив. Но его любовь к порядку и к точному выполнению распоряжений, и разнообразие этих самых распоряжений, многие из которых казались ей совершенно идиотскими, могли свести с ума кого угодно. Иногда Софи было искренне интересно, сколько все-таки девушек продержалось на этой должности до нее больше пары месяцев? Что-то подсказывало ей, что немного. Никакие деньги, блага, и даже возможное покровительство не стоили подъема в пять утра, гудящих ног вечером или как сейчас - поездки за продуктами в соседний город, хотя у милейшей соседки, фрау Воршулы, можно было попросить и хлеба, и сыра, и молока.
Софи заняла комнатушку на первом этаже - должно быть здесь раньше жила прислуга, если у местных вообще когда-то было принято держать прислугу. Мебель здесь была совсем старой, на деревянной кровати сохранилась кое-где облупившаяся голубоватая краска. Но из окна открывался вид на палисадник, под окном расстилались барвинки, ставни пытался оплести вьюнок, так что ее все устраивало.
Обитатели Клайнкошена мало напоминали людей, которые прячут в подполе карабины Хенель-Шмайссер - было похоже на то, что их больше интересуют поросята, разговоры о прошлогоднем урожае, да выросшие цены. Встречали их здесь настороженными взглядами; в части домов, при одном их приближении захлапывались ставни, но как еще должны были встречать в далеком поселении герра офицера со свитой, Софи затруднялась ответить.
Поэтому на все напоминания об осторожности, Софи мысленно обстоятельно выругалась на трех языках, и, когда герр Витольд погрузился с головой в свои чертовы бумажки, ускользнула к фрау Воршуле, из дома которой заманчиво пахло каким-то варевом.
В молодости фрау Воршула была дивно хороша, сейчас от ее былой красоты остался только нос с горбинкой, прямая не по старушечьи спина, да карие с прозеленью глаза. Добрых полдня она, как и прочие, косилась на новых соседей, но то ли решила дать поблажку Софи, то ли ее подкупили улыбка и комплименты стряпне, но уже через три четверти часа после начала беседы, она, как ни в чем не бывало, рассказывала Софи на жуткой смеси немецкого и верхнелужицкого, что муж ее, Тонда, уже вторую неделю как в отлучке в Зефтенберге, заключает какую-то сделку. Что молоко лучше покупать у нее или у Батовой, что живет возле мельницы, а то Грабинка свое разбавляет, да порой на две трети.
Солнце уже было алым, а не золотистым, когда набежали тучи, стало погромыхивать, и Софи засобиралась обратно. Грозу фон Рихтер пропустить не сможет, а там и заметит ее, Софи, отсутствие. Но Воршула вдруг удержала ее смуглой, удивительно цепкой рукой и строгим голосом произнесла:
- Не ходи пока за порог. Примета дурная. Вот твои следы смоет, тогда и пойдешь. А я пока тебе клековача еще плесну.
Софи открыла рот, потом закрыла и осталась сидеть за столом. В приметы она не верила, но было в тоне старухи что-то, чему и перечить не хотелось.
В дом она вернулась промокшей до нитки, и исчезновению Клауса удивилась лишь наутро - решила, что он где-то остался переждать грозу.
Отредактировано Миранда Дефонтен (2018-05-11 13:31:27)